В уездном городе N прозябает одинокая библиотекарша, чем-то неуловимо похожая на бессменную телеведущую программы 'Время'. По утрам она достойно олицетворяет провинциальную российскую интеллигенцию: излучает нравственность, зачитывая перед равнодушными школьниками скрипучий 'Завет' Киплинга ('Владей собой среди толпы смятенной, Тебя клянущей за смятенье всех...'), а также трепетно растолковывает недалеким поселковым стоматологам особенности характера Наташи Ростовой. А вот в темное время суток Екатерина Артемовна кардинальным образом меняется. Вместо положенного сна, женщина натягивает на голову уродливую спортивную шапку, и отправляется на вокзал, дабы распродать предусмотрительно украденную из госучреждения литературу в поездах дальнего следования.

Так бы и продолжалась эта унылая рутина целую вечность, а может и не вечность, ведь сроки жалкого существования Кати здесь напрямую зависят от наличия книг на опустевших библиотечных рядах. В общем, в поселке вдруг появляется статный блондин в форме капитана ВМФ, появление которого привносит в картину очередное эмоциональное потрясение. Для главной героини - любовь нежданную и негаданную, для тех же, кто смотрит фильм - свежие зрительные ассоциации. Мужчина, красиво покоряющий 'пережатое сердце' Екатерины Артемовны высоконравственными речами, действительно похож на нынешнего премьер-министра, как бы это и не отрицал режиссер Алексей Мизгирев, у которого подобные сравнения вызывают шквал авторского негодования.

Как ни странно, Мизгирев вообще многое отрицает. Он с деловитым видом отвергает прямые и очевидные аналогии своего фильма с 'Пианисткой' Михеля Ханеке, всячески открещивается от сугубо социальной природы 'Бубна', попутно призывая оценить в картине экзистенциальную трагедию русских библиотекарей, обыкновенно питающихся святым духом. И мы бы рады, конечно, но отчего-то не получается совсем. Что самое обидное - кино ведь оказалось безупречным от начала и до конца. Режиссура, будучи схематичной донельзя, довольно пластична. Сценарий с обескураживающими инверсиями, чеканными фразами и смелыми лобовыми метафорами, в которых русская интеллигенции торгует своим культурным наследием, редкостно убедителен. Незаслуженно забытая Наталья Негода, играющая здесь на пределе человеческих возможностей - пожалуй, лучшее, что случалось за последнее время с отечественным кинематографом. Вот только все благие намерения вкупе с талантом постановщика, к сожалению, здесь сжираются с потрохами апокалипсическим фоном.

Есть в фильме знаковый эпизод, где Екатерина Артемовна учит своего отца дыхательной гимнастике ('Ты, чтобы сердце отжало, вдыхай вот так 'бубен-барабан, бубен-барабан' и выдыхаешь'). Однако в этот момент, зритель ее не слышит совсем, он оглушен всем этим шахтерским захолустьем, где кричащие обшарпанные стены общежитий, стонущие дома культуры и плачущееся повсеместное запустение. Зритель этот задержал воздух в легких, когда фильм только начался, и с нетерпением ждал лишь одного - финальных титров. В доказательство того, что любовь всегда рифмуется с кровью, к финалу в морщинистых руках Натальи Негоды будет красоваться остро заточенная бритва. Между тем, подобный ход - еще одна весомая проблема мизгиревского киновысказывания. Про любовь и ее последствия мы так ничего и не услышали, несмотря на то, что смотрели фильм внимательно. Лейтмотивом на протяжении всего хронометража здесь звучало лишь одно-единственное причитание. Тихое, но пронзительное, кажется, так и несказанное вслух: 'Так жить нельзя, так жить нельзя, так жить нельзя'. 'Не хочешь жить - не живи', - устало произнесет стальная библиотекарша несколько позднее. И ведь не поспоришь даже, такая вот простая житейская философия еще одного фильма, невольно задохнувшегося в красноречивых постсоветских реалиях.