Кто-то в прессе уже язвительно отшутился, что такое кино как 'Гран Торино' снимают либо старики, либо дураки. Но лучше пренебречь столь непочтительными утверждениями, хоть и с оговорками. Если постараться, можно вполне объективно отыскать в режиссуре нового фильма Клинта Иствуда немало обидных просчетов. Длинновата картина, противоречива, старомодна, оскорбительно простодушна, да и вторична, хотя бы по отношению к 'Малышке на миллион'. Правда в том, что вот совсем не хочется подобных поисков. Сам ведь в дураках и останешься, учитывая одну-единственную причину: мэтр на протяжении последних лет работает действительно как одержимый - несколько фильмов в год, кипа нереализованных идей и вдобавок очевидное желание работать в том же ритме. Каждый раз он раскладывает американское бытие по полочкам, при этом безбожно ностальгирует, иногда спотыкается на ровном месте, но тут же отряхнувшись, выпрямляется и продолжает свой нелегкий труд. Довольно просто заподозрить режиссера в страхах перед смертью, но отнюдь не физической, ибо все настоящие художники существуют лишь в те моменты, когда творят. Впрочем, все это поверхностные и в корне неверные домыслы. Похоже, что Иствуду важнее всего на свете - выговориться, поделиться со зрителем той самой мудростью, которая накопилась с годами.

С мудростью этой все более-менее понятно, она у него по-своему безгранична. Что не скажешь о времени, обладающем и в фильме, и в жизни совершенно противоположными качествами. Первое, на чем акцентирует внимание этот занимательный и, стыдно признаться, нацеленный на тинейджеров антивестерн - это обезоруживающая старость главного героя. Иствуд играет Уолта Ковальски - эдакого 'Грязного Гарри' на пенсии - вздорного мизантропа, пассивного расиста и ветерана корейской войны. В его мире что-то изменилось: былая жизнь после смерти жены обратилась в рутину - скорбное одиночество с ежедневной стрижкой вечнозеленого газона, задушевные беседы с собакой и нечастые визиты в парикмахерскую. Родные же дети любезно предлагают отцу уютное место в престарелом доме и интересуются лишь тем, кому достанется после его смерти отполированный до блеска ретромобиль Гран Торино. С Америкой, предстающей в картине 'несуществующей' страной, тоже все непросто. Массы эмигрантов, живущих по соседству, не пожелали смешиваться с чужеземцами, оставаясь жить обособленными группами. В итоге, назревает война идеологий и нравов, в которой Уолтеру Ковальски предстоит продемонстрировать зрителю классический путь от ненависти до покаяния.

Временами кажется, что режиссер действительно застрял в 50-х. Нет особого смысла искать двойное дно в напускном патриотизме или вдумчивом гуманизме. Наверное, сейчас так и впрямь не снимают. Иствуд не пытается удивить, он не читает морали, не строит сложные визуальные конструкции, которым было место в недавней 'Подмене'. И, что самое главное, он в этот раз далек от желания понравиться всем и каждому. 'Гран Торино', являясь в первую очередь театром одного актера, а во вторую - драмой о том, как важно оставаться самим собой, обеспечивает зрительские симпатии честностью, которой в современном американском кино практически не осталось. В последнее время для этого живого классика стало поведенческой нормой буквально исповедоваться перед зрителем. Как результат, фильм попал в самую точку, оказавшись не только нелицеприятным портретом нации, но и своеобразным откровением, в котором упрямый старпер Уолт Ковальски проходит свой крестный путь. Мало того, что он кристально правдив в каждой произнесенной зрителю фразе, будь то гневные тирады о несправедливости в этом мире, или бессловесный ужас по поводу наград за убийство тех, кто уже добровольно сложил оружие. Так еще он и убедителен ровно настолько, что сомнений насчет смертельной опасности от его 'холостых выстрелов' указательным пальцем даже не возникает.