Мастер режиссерского дела Владимир Бортко покорил сердца зрителей, сделав непревзойденную постановку 'Собачьего сердца' Булгакова. За это ему были готовы простить все, даже бесконечный (по меркам булгаковской прозы) сериал 'Мастер и Маргарита'. Как-никак Михаил Булгаков - это 'наше все XX века'. Но прием буквального следования оригиналу может пройти с экранизацией романа о временах не столь далеких, живые свидетели которых еще, возможно, ступают на эту землю, однако никак не с повестью, написанной в середине XIX века про век пятнадцатый.

Кому из нынешних посетителей кинотеатров, хотя бы в рамках школьной программы рассказывают о 'Республике двух народов' (Речи Посполитой), и о причинах, вызвавших казацкие бунты и осады польских городов? Для объяснения ситуации недостаточно заявить нарративом, что Бульба был упрям, а бурсе Андрею продемонстрировать прекрасной панночке свою молодецкую удаль, остановив карету за колесо. 'Тарас Бульба' - это повесть о конфликте отцов и детей, о предательстве и искуплении, о разности мировоззрений провинциальных казаков, отправившихся от ратных дел из Запорожской Сечи по домам, и их сыновьях, пускай и воровавших у торговок хлеб с голода, но приобщившихся к светской жизни. Вышло же так, что те слова Гоголя, которые остались за кадром 'буквального' переложения, оказались настолько важными для обоснования поведения героев и причин их рьяного отстаивания православной веры (которое явилось, по большому счету, лишь агрессивной реакцией на насильно насаждаемую веру католическую), что без них история превратилась в нечто бессмысленное и беспощадное, как русский бунт.

В попытке сконцентрироваться на оставшемся от текста повести содержании, Бортко позабыл о форме. Масштабная, по меркам современного кино, массовка (тысячу человек, которых согнали на съемочную площадку, в иных кинематографических державах рисуют на компьютерах, потому как это проще и, дешевле и поддается исправлению) на экране не выглядит таковой: внушительные битвы превращаются в телевизионный спектакль - смени оператор оптику, используй кран, будь монтаж чуть более агрессивным - и картинка бы заиграла совсем другими красками!

Что же происходит на экране вместо демонстрации масштаба, здорового пафоса и патриотизма?

Кровавое месиво пятнадцатиминутного боя со вспоротыми животами, перерезанными глотками и насаженными на копья казаками. Все - крупным планом, детально: такой извращенной фантазии мог бы позавидовать сам Илай Рот. Но киноязык тем отличается от языка литературного, что сцены насилия возникают в голове читателя, и оказываются более или менее жестокими в меру его фантазии. Если перед режиссером не стоит задача вызвать отвращение зрителя, все, что следует за нанесением удара ножом, должно происходить уже в голове смотрящего. И нож, или секира, или любое другое орудие - это лишь проводник. Не зря, наверное, самой страшной сценой в кино многие годы считается сцена убийства в 'Психо', притом, что в кадре не демонстрируется кровь и какое-либо увечье. То же касается применения флэшбеков, которыми Бортко пользуется направо и налево. Откуда взялась сцена, которой открывается картина? Что за полон, в который ведут Тараса в его воспоминаниях? Каждое отступление от сюжетной линии повисает в воздухе и, как правило, не получает в дальнейшем никакого развития. Все ружья висят на стенах, но ни одно не стреляет.

Впрочем, режиссеру удается вызвать отвращение не только визуалом, но и литературным языком. Чего стоит повторенная дюжину раз в течение одного боя фраза: 'Ну что, казаки, есть еще порох в пороховницах? Постоим за Русь-Матушку?!', а каждый, идущий на смерть, приветствует зрителя словами о своей любви к Православной Руси. Можно было бы простить такой подход в картине, снятой для пропаганды и подъема патриотического духа населения страны во время какой-нибудь мировой войны, но никак не в ленте, претендующей на звание самого масштабного исторического эпоса современной России. Вместо подъема патриотического духа, от подобных слов начинает воротить сильнее, чем от переедания манной кашей в детском саду.

На фоне всего описанного, лишь одна сцена способна вызвать какое-то сочувствие и узнавание. Это экранизация картины 'Письмо запорожцев турецкому султану' Ильи Репина. Прием, уж не раз опробованный в современном кино (взять хотя бы 'Турецкий гамбит', сотканный из визуальных обращений к картинам Верещагина). Но причем тут турецкий султан и ляхи? Этот вопрос (кроме повода для демонстрации способности Бульбы учинить бунт и сменить атамана по своему желанию) остается в картине без ответа.

Фильм, как лоскутное одеяло, прорывается в самых неожиданных местах, не греет душу, не согревает тело, не имеет логики повествования и выглядит заготовкой, которую собрали из того, что было, но забыли обработать напильником. Возможно, что снятого за три года материала, с лихвой хватит на создание двенадцатисерийного телефильма, способности к которым у Бортко известны давно, за что его и любят. Но тогда из картины следует вырезать все кровопускание, и тогда самой страшной в картине станет сцена казни казаков на площади. Для хорошего режиссера одной этой сцены должно быть достаточно, чтобы шокировать зрителя (примером тому экранизация романа Стивена Кинга 'Мизери' в постановке Роба Райнера). Но это все мечты. Реальность же к ним не имеет никакого отношения. К сожалению.