Российский кинематограф что есть мочи рвется в мейнстрим, одним рывком пытаясь преодолеть столетнюю пропасть между мосфильмовскими навыками и голливудским опытом. Понятно, что попытки эти сколь естественны, столь же и бесполезны - в чаянии продемонстрировать высший пилотаж на свет производится большей частью неудобоваримое нечто: достаточно дорогое, чтобы миновать этап телевизионной премьеры, достаточно бездарное, чтобы с уханьем провалиться в прокате. Профессиональная пресса зубоскалит и свистит, по умолчанию провожая в коричневое небытие все, что прикидывается жанровым. А зритель платит рублем интернет-провайдеру за возможность соприкоснуться с прекрасным в адекватной усредненному художественному качеству фильмов экранной копии.

Ситуация плачевна, но, в общем-то, справедлива. За исключением тех случаев, когда мейнстрим оказывается действительно конкурентоспособным, а жанровость - крепкой.

На первый взгляд, криминальный триллер - распоследнее, что хочется увидеть в мультиплексе. Отечественный детектив изжил сам себя объединенными усилиями канала НТВ и литературных негров под лэйблом Дарьи Донцовой. Но Андрей Либенсон ловко вышел из положения, заставив 'Государя' (название сценария, по которому снимался 'Тот, кто гасит свет') мимикрировать под лучшие образцы голливудского стиля. Если бы не знакомые лица, было бы вообще невозможно определить национальность картины: так аутентично интегрирован полицейский триллер в жизнь, протекающую за окном.

Что отличает хороший детектив от плохого? Непредсказуемость. Детский восторг от того, что полтора часа тебя водили за нос, вроде бы и давая ключики к верной разгадке, но при этом мягко подталкивая к неправильным выводам. Удовольствие от обманок, когда уже сформировавшийся в голове обвинительный пакт оказывается ошибкой, и увлекательную головоломку опять приходится разгадывать сначала. Всего этого у Либенсона с избытком, в обрамлении воспаленной атмосферы 'Бессонницы' и нервно дышащего монтажа. Тропки неожиданно сплетающихся в единый клубок сюжетных линий, отчаяние и одержимость, странное ощущение сна наяву, когда все вдруг начинает источать угрозу - и уже не следователь Моисеев, а ты сам лезешь в ледяную прорубь, цепляясь за последнюю надежду. Кино это, как живой организм, заключает в свои объятия и не думает отпускать до финальных титров.

Конечно, при известном желании и в нем можно найти неровности и заклеймить ленту собранием штампов, мелко остроумничая о драматических способностях Редниковой и укравшей картину партии Гармаша. Можно, но зачем? Ведь развевающееся пальто с вечно поднятым воротником и комната для допросов с зеркальным окном - это такие же правила игры, как несуразные маски каждого из темных рыцарей и бесконечный пистолетный магазин любого шварценеггера. Да, из сценария торчат 'уши' не вошедших в конечную редакцию сцен, не каждое ружье выстреливает, а привязка и без того не лучшего названия к 'настраивающему' прологу выглядит надуманной (рабочим вариантом, к слову, была роскошная 'Среда страха'). Но ведь это совершенно непринципиальные мелочи, теряющиеся за общим послевкусием.

И если принять за аксиому, что настоящее кино, это то, к которому обязательно хочется продолжения, то 'Тот, кто гасит свет' - безусловно, настоящее.